Вся наша жизнь игра....
Вот тут подруга недавно прислала. Зацените...
О некоторых аспектах теории эволюции человека
Записки неандертальца
Если б был я помоложе
Я б с душою дорогой
Человекам трем по роже
Дал как минимум ногой.
читать дальшеИ.ИртеньевЯ бы вот кого ещё убил - Дарвина, Чарльза Робертовича. От его эволюционной теории вот уж сорок лет как жизни нет. Его счастье, что вовремя помер. Вот скажите - если человек, йети его маму, суть продукт длительной эволюции, венец творения, то отчего он так пахнет? Неужели эволюция трудилась миллионы лет, чтобы на выходе получить существо, на одном конце которого находится дурно пахнущее хайло, а на другом - дурно пахнущие ноги? Мусор в собственном подъезде зачем выбрасывать, господа сапиенсы? Объясните тёмному неандерталу из дальней имперской провинции. Я, конечно, тоже поначалу мусоропровода пугался - но ведь заставил себя, переломил, освоил передовую технику. Тут ведь как - или себя переломишь, или ноги в тёмном подъезде переломаешь: мусор, он скользкий бывает. Или вот скажите, как объясняет эволюционная теория неудержимое стремление высокоразвитого организма нагадить в моем подъезде? Кругом вон кусты, деревья, собачьи выгоны - задирай себе ножку на любой подходящий предмет: и территорию пометил, и душу облегчил. «Ради Бога осчастливьте, прекратите писать в лифте» (с) Ан нет. Не могут поступиться прынципами. В знак протеста ещё и насрали в подъезде, вольнолюбивые карбонарии. Видно, это и есть она, их долгожданная свобода, торжество демократии, апофегей развития личности в свете научной эволюционной теории. Иногда мне кажется, что нас всё-таки захватили злые инопланетяне из телевизора: ходят вокруг, вроде по-русски разговаривают, в магазин за водкой бегают, а вот понять их не могу. Неустанное же наблюдение за ними в условиях естественного ареала обитания приводит меня, эволюционно недоразвитое существо, в некий умственный ступор, если такое понятие вообще применимо к изначально неразумному созданию. Скажем, устраиваться с шашлычком и водочкой посреди застарелой помойки, в трёх метрах от железнодорожного полотна, я всё же поостерегся бы: к лошадям и велосипедам я уже привык, но от паровоза ещё шарахаюсь по бескультурью. А то ещё каждый день у меня под окном показательная ловля ротана - стоят рядами серьёзные, нередко прилично одетые сапиенсы, и часами ждут, когда эта ценная промысловая рыба перестанет копаться в говне и обратит внимание на наживку. На голодных вроде не похожи; а впрочем, врать не стану - как они его едят, не видал. Страшное, должно быть, зрелище. А вот как они своих собак кормят - это видел. Стоит хомо с собакой у мусорного бачка, достает оттуда босыми руками разные пакетики и кулёчки, разворачивает, нюхает… Собачка нервничает, с лапы на лапу переступает и всем своим видом показывает крайнюю заинтересованность и бон аппетит. Время от времени находит этот хомо что-то в мусоре, предлагает собаке: извольте откушать. Та иной раз скушает, а иной и побрезгует пролетарским угощением. Этак трогательно всё, по-домашнему. Я было удивился, но мужик мне разъяснил: «Что же ей, самой в бачок лазить?» А поливальную машину, работающую в дождь пополам с мокрым снегом, видели? Я-то уж на них и внимание перестал обращать. А снег тут как убирают: уборочные машины день и ночь валят снег на тротуар, а жизнерадостные дворники-хомо лопатами опять сбрасывают его на проезжую часть. И так до весны, пока снег не растает: ага, высокие технологии. Зимы тут тяжёлые бывают. Сегодня снег, завтра потечет всё, а послезавтра морозом весь город прихватит, аж уши заворачиваются - и всё вокруг, схваченное тонким ледком, смотрится словно сквозь немытое стекло, потусторонее какое-то, с дымкой, и оттого кажется слегка развоплощённым, что ли. Дома, люди, деревья, машины - как в детском стеклянном шаре, и кружит, вихрится над нами сказочная, нереальная, какая-то ненастоящая за толстым стеклом метель. В один из таких дней ехал я на своей обледенелой машине по обледенелому городу, и вдруг капот машины на моих глазах стал прозрачно-дымчатым, призрачным, бестелесным; словно из плотной массы машины выглянула на мгновение её выпирающая из оболочки душа, и этот призрак, фантом капота, продолжая сохранять его форму, оторвался от тела машины и взлетел в заиндевевшее небо. Какое-то время я видел всё сквозь него, сквозь его мутную, в прожилках, трепыхающуюся структуру - словно распахнулось на миг окно в какой-то иной мир, и пропорции привычного мира плавились, расплывались и трепетали в этом окне, и я чуть не обосрался, но не от страха, а от восторга, граждане. Потому что я летел прямо в это окно с разрешённой скоростью семьдесят километров в час. А ещё мгновение спустя призрак с треском ударился в лобовое стекло и разлетелся крошевом ледяных искр, и тут я опять чуть не обосрался, но уже от огорчения. Потому что этот странный, манящий, струящийся мир в какие-то доли секунды родился на моих глазах и тут же умер от удара твёрдым тупым предметом, и мне теперь уже никогда, никогда в него не попасть. Всё, конечно, оказалось до банального простым - покрывавший весь капот тонкий ледок чуть оттаял, разбуженный теплом двигателя, а встречный ветер оторвал его от капота и, закрутив, бросил на меня - целиком, сплошным полупрозрачным листом, в деталях повторяющим все изгибы и неровности капота. Вот так и меня, наивного провинциального неандертала, поманил призрачным окном в чужой туманный мир этот вечный город, а потом этим же миром - и по головушке, по мудрому, человечьему, ленинскому лбу: не желай странного. Устал я, братцы. Хочу назад, в родное племя, где горят по ночам пионерские костры, где призрак империальзма бродит в тумане и хищно щёлкает вставными челюстями, но мудрый вождь красив, статен и густобров, а броня крепка и танки быстры. Там хоть и обрыдло всё, зато знакомо и насквозь понятно, и есть, есть уверенность в завтрашнем дне, товарищи. Тут же такое иногда бывает - ум за разум заходит, право слово.
О некоторых аспектах теории эволюции человека
Записки неандертальца
Если б был я помоложе
Я б с душою дорогой
Человекам трем по роже
Дал как минимум ногой.
читать дальшеИ.ИртеньевЯ бы вот кого ещё убил - Дарвина, Чарльза Робертовича. От его эволюционной теории вот уж сорок лет как жизни нет. Его счастье, что вовремя помер. Вот скажите - если человек, йети его маму, суть продукт длительной эволюции, венец творения, то отчего он так пахнет? Неужели эволюция трудилась миллионы лет, чтобы на выходе получить существо, на одном конце которого находится дурно пахнущее хайло, а на другом - дурно пахнущие ноги? Мусор в собственном подъезде зачем выбрасывать, господа сапиенсы? Объясните тёмному неандерталу из дальней имперской провинции. Я, конечно, тоже поначалу мусоропровода пугался - но ведь заставил себя, переломил, освоил передовую технику. Тут ведь как - или себя переломишь, или ноги в тёмном подъезде переломаешь: мусор, он скользкий бывает. Или вот скажите, как объясняет эволюционная теория неудержимое стремление высокоразвитого организма нагадить в моем подъезде? Кругом вон кусты, деревья, собачьи выгоны - задирай себе ножку на любой подходящий предмет: и территорию пометил, и душу облегчил. «Ради Бога осчастливьте, прекратите писать в лифте» (с) Ан нет. Не могут поступиться прынципами. В знак протеста ещё и насрали в подъезде, вольнолюбивые карбонарии. Видно, это и есть она, их долгожданная свобода, торжество демократии, апофегей развития личности в свете научной эволюционной теории. Иногда мне кажется, что нас всё-таки захватили злые инопланетяне из телевизора: ходят вокруг, вроде по-русски разговаривают, в магазин за водкой бегают, а вот понять их не могу. Неустанное же наблюдение за ними в условиях естественного ареала обитания приводит меня, эволюционно недоразвитое существо, в некий умственный ступор, если такое понятие вообще применимо к изначально неразумному созданию. Скажем, устраиваться с шашлычком и водочкой посреди застарелой помойки, в трёх метрах от железнодорожного полотна, я всё же поостерегся бы: к лошадям и велосипедам я уже привык, но от паровоза ещё шарахаюсь по бескультурью. А то ещё каждый день у меня под окном показательная ловля ротана - стоят рядами серьёзные, нередко прилично одетые сапиенсы, и часами ждут, когда эта ценная промысловая рыба перестанет копаться в говне и обратит внимание на наживку. На голодных вроде не похожи; а впрочем, врать не стану - как они его едят, не видал. Страшное, должно быть, зрелище. А вот как они своих собак кормят - это видел. Стоит хомо с собакой у мусорного бачка, достает оттуда босыми руками разные пакетики и кулёчки, разворачивает, нюхает… Собачка нервничает, с лапы на лапу переступает и всем своим видом показывает крайнюю заинтересованность и бон аппетит. Время от времени находит этот хомо что-то в мусоре, предлагает собаке: извольте откушать. Та иной раз скушает, а иной и побрезгует пролетарским угощением. Этак трогательно всё, по-домашнему. Я было удивился, но мужик мне разъяснил: «Что же ей, самой в бачок лазить?» А поливальную машину, работающую в дождь пополам с мокрым снегом, видели? Я-то уж на них и внимание перестал обращать. А снег тут как убирают: уборочные машины день и ночь валят снег на тротуар, а жизнерадостные дворники-хомо лопатами опять сбрасывают его на проезжую часть. И так до весны, пока снег не растает: ага, высокие технологии. Зимы тут тяжёлые бывают. Сегодня снег, завтра потечет всё, а послезавтра морозом весь город прихватит, аж уши заворачиваются - и всё вокруг, схваченное тонким ледком, смотрится словно сквозь немытое стекло, потусторонее какое-то, с дымкой, и оттого кажется слегка развоплощённым, что ли. Дома, люди, деревья, машины - как в детском стеклянном шаре, и кружит, вихрится над нами сказочная, нереальная, какая-то ненастоящая за толстым стеклом метель. В один из таких дней ехал я на своей обледенелой машине по обледенелому городу, и вдруг капот машины на моих глазах стал прозрачно-дымчатым, призрачным, бестелесным; словно из плотной массы машины выглянула на мгновение её выпирающая из оболочки душа, и этот призрак, фантом капота, продолжая сохранять его форму, оторвался от тела машины и взлетел в заиндевевшее небо. Какое-то время я видел всё сквозь него, сквозь его мутную, в прожилках, трепыхающуюся структуру - словно распахнулось на миг окно в какой-то иной мир, и пропорции привычного мира плавились, расплывались и трепетали в этом окне, и я чуть не обосрался, но не от страха, а от восторга, граждане. Потому что я летел прямо в это окно с разрешённой скоростью семьдесят километров в час. А ещё мгновение спустя призрак с треском ударился в лобовое стекло и разлетелся крошевом ледяных искр, и тут я опять чуть не обосрался, но уже от огорчения. Потому что этот странный, манящий, струящийся мир в какие-то доли секунды родился на моих глазах и тут же умер от удара твёрдым тупым предметом, и мне теперь уже никогда, никогда в него не попасть. Всё, конечно, оказалось до банального простым - покрывавший весь капот тонкий ледок чуть оттаял, разбуженный теплом двигателя, а встречный ветер оторвал его от капота и, закрутив, бросил на меня - целиком, сплошным полупрозрачным листом, в деталях повторяющим все изгибы и неровности капота. Вот так и меня, наивного провинциального неандертала, поманил призрачным окном в чужой туманный мир этот вечный город, а потом этим же миром - и по головушке, по мудрому, человечьему, ленинскому лбу: не желай странного. Устал я, братцы. Хочу назад, в родное племя, где горят по ночам пионерские костры, где призрак империальзма бродит в тумане и хищно щёлкает вставными челюстями, но мудрый вождь красив, статен и густобров, а броня крепка и танки быстры. Там хоть и обрыдло всё, зато знакомо и насквозь понятно, и есть, есть уверенность в завтрашнем дне, товарищи. Тут же такое иногда бывает - ум за разум заходит, право слово.
@настроение: немного хмурое